Невил не отличался красотой такого рода. Его лицо было слишком мужественным, слишком резко очерченным, челюсть массивной, а лоб высоким. Глаза его были совершенно неподходящего цвета. Кто мог представить себе мужчину с такими проницательными, ясными, все замечающими глазами, которые, когда останавливались на ней, лишь обостряли в ней чувственность? Нет… Если бы Дорис действительно захотелось испытать подобное раздражающее и нежеланное влечение к мужчине, она выбрала бы более подходящего человека.
Дорис нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на лежавшей перед нею книге, которую Невил дал ей почитать накануне. Цели и взгляды автора заслуживали похвалы, но, сточки зрения Дорис, были до невозможного идеалистичны, и она уже успела поделиться с Невилом своим мнением.
— Вы ведь понимаете, в чем ваша проблема, правда? — ответил он тогда на ее критику. — Вы прикидываетесь циником, поскольку боитесь расстаться с тем, что приобрело для вас форму безопасного прикрытия. Вы не осмеливаетесь позволить себе довериться или поверить другому, желая избежать разочарования или вреда, поэтому воздвигаете защитную стену между собой и людьми.
— Может быть, и так, — согласилась Дорис. — Но таким образом я, по крайней мере, в безопасности.
— В безопасности от чего? — уточнил Невил.
— В безопасности от всего, что происходит с людьми, когда они слишком доверчивы, — резко ответила она.
— От чего же конкретно? — настаивал Невил.
Но она лишь покачала головой, не желая развивать такую болезненную для себя тему.
Иногда ей казалось, что она никогда не сможет преодолеть чувство вины за то, что так же легко, как Мэгги, попалась в свое время на удочку Стива Кронинга. Если бы только она не поверила его уверениям, будто Мэгги страдает от депрессии, что она обвиняет его в неверности незаслуженно, воображает его связь с другой женщиной… Если бы она поверила не ему, а Мэгги и помогла ей, то подруга осталась бы жива. Но гораздо легче было поверить Стиву, красивому, красноречивому, убедительному, чем Мэгги с ее неприятными откровениями.
— А вам доводилось когда-нибудь проявить чрезмерную доверчивость, Дорис? — спросил Невил.
— Я не хочу об этом говорить, — отрезала она.
— Однажды вы оказались слишком доверчивой, а потом уязвленной, и эта боль никогда не покидала вас, а случившееся зародило решимость никогда более не доверяться кому бы то ни было. — Невил сказал это совершенно убежденно, словно констатируя известный факт. Слишком убежденно для Дорис, которой вдруг нестерпимо захотелось убежать. — Кто он? — тихо спросил Смайлз, когда девушка начала собирать бумаги, готовясь уйти. — Любовник? Ваш первый любовник…
— Нет, он не был моим любовником, вообще не было никаких любовных историй, — яростно ответила Дорис. — Он был мужем моей лучшей подруги. Подлец и обманщик, он разбил ее сердце и погубил ее. Он…
Дорис остановилась и тряхнула головой, потрясенная тем, что выдала самое сокровенное из своей жизни. Смайлз, бесспорно, обладал особым умением заставить ее сделать это. Какое-то неуловимое обаяние, свойственное только ему, вынуждало Дорис совершать поступки, прежде ей совершенно не свойственные.
Невил называл это освобождением скрытых черт ее натуры, собственного «я», возвращением к себе. Но ведь Дорис и так была сама собой… всем тем, чем хотела быть.
Вспомнив сейчас тот разговор, Дорис обхватила руками колени и отвернулась от Невила, который в своей работе постепенно продвигался все ближе к дому. Дом был очень красивый, пропорционально и прочно построенный. Что-то в нем странным образом напоминало ей тот, в котором она когда-то жила вместе с родителями.
Девочкой-подростком она страстно мечтала скорее вырасти и выйти замуж, иметь большую семью — семью, которая возместила бы ей любовь и безопасность, утраченные со смертью родителей.
Только очень молоденькая наивная девочка может так рассуждать, думала теперь Дорис. На самом деле, мужья далеко не всегда продолжали любить жен, а дети — родителей. Да, сейчас она стала гораздо умнее…
— Пора съесть наш ланч.
Погруженная в раздумья, Дорис не заметила, как подошел Невил. Она резко повернулась к нему. Мускулы напряглись так сильно, что их стремительное сокращение заставило ее задрожать.
Невил стоял слишком близко, чтобы не заметить происходящего. Дорис почувствовала, как начинает гореть ее лицо, и быстро отвернулась.
— Вы дрожите. Вам стоило бы надеть что-нибудь потеплее.
Невил подумал, будто она замерзла! Дорис с облегчением закрыла глаза. Напряжение ослабло.
— И более подходящее.
Прежде чем Дорис успела его остановить, Смайлз нагнулся и провел пальцем по грязной отметине на ее брюках. Она инстинктивно отстранилась, не в силах вынести реакции собственного тела на его прикосновение. Бедро словно загорелось там, где он легонько дотронулся пальцем. Жар от этого огня вмиг распространился по всему телу. Томительное желание наполнило все ее существо.
Если бы Невил еще раз дотронулся до нее, обнял…
Краешком глаза Дорис заметила, как плотно сжался его рот, и боль желания сразу сменилась в ней таким же болезненным чувством одиночества.
— Нам вскоре предстоит поход, а по прогнозу в конце недели выпадет снег.
— Поход? — не поняла Дорис.
Сообщение Невила было так далеко от ее собственных мыслей и чувств, что ей казалось, будто он говорит на незнакомом языке.
— Да, — подтвердил Смайлз, нахмурившись. — И в брошюре, и в проспекте объясняется, что важной составляющей частью наших курсов являются серии тщательно разработанных горных походов. Их кульминацией является последний, где люди образуют пары и направляются к конечной точке маршрута, полагаясь только друг на друга.